Чрезвычайное средство - Страница 2

— А я не говорю, что это легко сделать… То есть, сделать-то это очень просто — пойти в церковь и обвенчаться, но надо… надо, чтобы был вполне порядочный человек… Одним словом, человек, который… которому можно довериться… Вы понимаете?..

Она смотрела на него бесконечно удивлёнными глазами и, может быть, думала, что он не в своём уме. Но у него были такие разумные, такие простые и честные глаза. В них выражалось столько заботливости и настойчивости.

— Вот вы и изумлены… А между тем, право же, тут нет ничего такого… Вас надо выручить… все мы должны выручать друг друга… Вам трудно, — надо облегчить. Если бы мне было трудно, вы бы облегчили?.. Впрочем, извините, может быть, вы связаны… Вы кого-нибудь любите?..

— Нет, нет, — поспешно возразила она, — никого, никого… Но тот человек… Он может полюбить потом, ему надо будет обвенчаться… Как же это?

— Ну, знаете, это всё равно, как если бы кто-нибудь тонул и надо в воду полезть, а я бы размышлял: как же я полезу и промочу сюртук, когда мне надо в гости идти? Когда надо спасать человека, так об этом не думают. Одним словом, Ольга Александровна, так как вы пришли за помощью, то вот единственное, что я для вас могу сделать. Я горячо сочувствую вашему стремлению и, пожалуй, скорее делаю это не для вас, а для дела, для идеи… Если вы мне верите, а, должно быть, верите, коли пришли, то… угодно вам обвенчаться, — я к вашим услугам, — я ничем не связан, ни в кого не влюблён, вы тоже. Мы не будем друг другу мешать жить, вот и всё. Решайте. Ведь завтра могут вас найти и увезти…

— Я не знаю, — тихо вымолвила она, всё ещё поражённая его предложением.

— Решайте, решайте… А главное — успокойтесь, выпейте воды… А то ведь вы сейчас заплачете, ей-Богу.

Он налил ей стакан воды и подал, а у неё уже из глаз катились слёзы.

Она тихо говорила:

— Я не хотела… Я не хотела такой жертвы от вас…

— А, полноте, какая жертва? Что за жертва? Решайте. Даю вам слово, что я никогда не посягну на вашу совесть и свободу. Вы пообещайте мне то же…

Он с дружеской улыбкой протянул ей руку, она крепко пожала её.

— Ну-с… Так вы посидите у меня, а я побегу… Мы это устроим в полтора часа. Ведь это имеет смысл только, если устроится сейчас… Ведь каждую минуту могут убрать вас… Снимите шляпку и устраивайтесь, как дома. Вы устали?.. Отдохните… Когда приехали?

— Сегодня утром, всю ночь ехала…

— Ну, вот; так вы на диване прилягте. Вас никто не обеспокоит… Ага, вот звонок… Это, должно быть, ко мне, — у меня часто бывают товарищи…

Он схватил шапку и выбежал в коридор. Голова у него горела. Он весь был как в пламени. Восторженный, пылкий, хотя эти качества всегда у него были скрыты под нерешительной и робкой наружностью, он теперь горел жаждой совершить подвиг великодушие, принести жертву ближнему.

Он отпер дверь и лицом к лицу встретился с высокой бородатой фигурой товарища по курсу, Стрелича.

— Что это ты такой встрёпанный? — басистым голосом спросил Стрелич.

— Стрелич, пойдём… есть дело…

И он потащил его за руку вниз по лестнице.

— Никогда не видал тебя таким. Что тебя расшевелило? — говорил Стрелич и едва поспевал за ним.

— Слушай, — сказал Гроздин, когда они спустились вниз и шли по двору, — ты устрой это… Только поскорее, надо сегодня.

— Да что именно? Ты, кажется, слегка тово… а?

Он показал на лоб, в знак того, что у Гроздина там не в порядке.

— Нет, не то… Да, я ведь не рассказал тебе… Видишь ли, я сегодня должен обвенчаться…

— Что-о? Ты? Гроздин? Дитя малое? Грудной младенец?

Всё это были шутливые прозвища, которыми Стрелич награждал своего юного приятеля.

Этот гигант был гораздо моложе своего внешнего вида; он был старше Гроздина всего на два года, а тому было двадцать три. У него была манера всё говорить в виде шутки.

— Нет, — сказал Гроздин, — ты отнесись серьёзно. Понимаешь ли, это нужно сегодня… Она бежала от опекуна. Это оттуда, где я был на уроке. Опекун — полковник… человек отживших взглядов… Замуж выдаёт, а она… врачом хочет быть… Понимаешь ли? Надо сегодня…

— Это что ж, любовь у вас, или как?

— Никакой любви. Я с нею трёх десятков слов не сказал, но она ко мне обратилась, ей не к кому, понимаешь?..

— Гм… Я, положим, понимаю, а только… Как бы это тебе сказать… Знавал я один такой случай… Тоже вот так, ради идеи, повенчались, а потом она в него как вцепилась… И всю жизнь отравила… Ведь ты её не знаешь?

— Конечно, нет, но… но видно… она честная натура… Одним словом, Стрелич, я прошу тебя, устрой; не рассуждай… Я ведь не мальчишка…

— Да, ты не мальчишка, а только грудной младенец.

— Прошу тебя…

— Ну, ладно, ладно… Экий ты восторженный!.. Откуда взялось?.. Ну, что ж, у меня тут есть один молодой батюшка, приятель… он, если его попросить да растолковать, в чём тут дело, наверно согласится… Ведь дело чистое… Да, она хоть метрику-то захватила?

— Не знаю, не знаю.

— То-то, узнай… Иди домой, а я направлюсь в кухмистерскую, там подберу компанию. Да, ведь кольца нужны… У тебя деньги есть?

— Всего три с полтиной.

— Маловато. Впрочем, у меня рубля четыре найдётся. Я забегу тут в лавочку ювелирную и куплю вам серебряные, позлащённые. А я, брат, к тебе шёл, думал — на бильярде сыграем. Потом сыграем? После венчания, а? — спросил Стрелич, усмехнувшись.

— Не дури, Стрелич, время дорого…

— Ну, ладно, ладно.

Стрелич ушёл, а Гроздин вернулся домой. Ольга Александровна, конечно, и не думала отдыхать.

Когда он вернулся, она уже чувствовала себя как бы его товарищем и рассказывала ему свои приключения, как она ехала ночью, как боялась погони.